Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл

как она полагала. И это все, что она знала. Когда Осборн говорил о нем, тон его всегда был неизменен: в каждом слове, в каждой интонации звучали любовь и уважение, более того — восхищение. И это был nil admirari [43] брат, который редко простирал свои усилия так далеко.

— Ах, Роджер! — сказал он как-то раз. Молли мгновенно услышала имя, хотя не слыхала, что говорилось до того. — Он, право, один на тысячу! Я уверен, нигде не найдется ему равного по доброте в сочетании с настоящей, надежной силой.

— Молли, — спросила Синтия после того, как мистер Осборн Хэмли ушел, — что за человек этот Роджер Хэмли? Непонятно, насколько можно доверять похвалам его брата. Это единственная тема, на которую Осборн Хэмли говорит восторженно, — я это уже не раз замечала.

Пока Молли не без труда выбирала, с чего начать, в разговор вмешалась миссис Гибсон:

— Это только показывает добрую натуру Осборна Хэмли — то, что он так хвалит своего брата. Он, конечно, добился высокого отличия, честь ему и слава. Я этого не отрицаю, но беседовать с ним немыслимо тяжело. И он такой огромный и неуклюжий, и вид у него такой, словно он не знает, сколько будет дважды два, при всем том, что он — математический гений. Глядя на него, невозможно поверить, что он брат Осборна Хэмли! По-моему, у него совсем профиля нет.

— А что ты думаешь о нем, Молли? — спросила настойчивая Синтия.

— Мне он нравится, — сказала Молли. — Он был очень добр ко мне. Я знаю, что он не так красив, как Осборн.

Сказать это бесстрастно было нелегко, но Молли удалось это сделать — она чувствовала, что Синтия не успокоится, пока не добьется от нее хоть какого-то мнения.

— Я думаю, он приедет домой на Рождество, — сказала Синтия, — и тогда я увижу его сама.

— Какая жалость, что из-за траура они не смогут быть на Пасхальном благотворительном балу, — жалобным тоном произнесла миссис Гибсон. — Я не хочу брать вас туда, девочки, если у вас там совсем не будет кавалеров. Это поставит меня в такое неловкое положение… Вот если бы можно было присоединиться к обществу из Тауэрс… Тогда для вас нашлись бы кавалеры: там всегда приглашают нескольких мужчин, которые танцуют и которые могли бы танцевать с вами после того, как исполнят свою обязанность по отношению к хозяйкам дома. Но все так переменилось с тех пор, как леди Камнор заболела, что, пожалуй, они и вовсе не будут на балу.

Пасхальный бал стал основной темой разговоров у миссис Гибсон. Поначалу она говорила о нем как о своем первом появлении в обществе в качестве новобрачной, хотя на протяжении всей зимы она наносила визиты по одному-два в неделю. Потом она сменила позицию и стала говорить, что так интересуется им оттого, что на ней будет лежать обязанность представить вниманию общества как свою дочь, так и дочь мистера Гибсона, хотя на самом деле почти все, кто собирался на этот бал, уже видели обеих юных леди (хотя и не их бальные платья) прежде. Но, копируя манеры аристократии, насколько они ей были известны, миссис Гибсон намеревалась «вывезти в свет» Молли и Синтию по случаю этого события, которое рассматривала как нечто подобное представлению ко двору. «Они пока еще не выезжают», — было ее любимой отговоркой, когда ту или другую приглашали в какой-нибудь дом, куда она не желала их отпускать, или куда их приглашали без нее. Она даже выдвинула свой аргумент о том, что «они не выезжают», когда мисс Браунинг, эта давняя приятельница семьи Гибсон, зашла как-то утром пригласить обеих девушек на дружеский чай и круговую игру в карты: это скромное развлечение было задумано как знак внимания к трем внукам миссис Гудинаф — двум юным леди и их брату, школьнику, которые приехали погостить у своей бабушки.

— Вы очень добры, мисс Браунинг, но, видите ли, мне не очень нравится отпускать их — они, знаете, пока еще не выезжают, до Пасхального бала.

— И до тех пор мы невидимы, — сказала Синтия, всегда готовая насмешливо преувеличить светские претензии матери. — Наше положение столь высокое, что наша повелительница должна дать свое высочайшее дозволение, прежде чем мы сможем играть в карты в вашем доме.

Синтия веселилась, в восторге от сочетания своей взрослой стати и величавой походки с манерой робкой девочки, едва оперившегося птенца из детской, но мисс Браунинг была наполовину в недоумении, наполовину — оскорблена:

— Совершенно этого не понимаю. В мое время девочки ходили всюду, куда их рады были пригласить, не устраивая перед этим фарса с появлением в каком-нибудь публичном месте разряженными в пух и прах. Ну, я понимаю, когда дворяне вывозили своих дочерей, как подрастут, в Йорк, Мэтлок или Бат, чтобы они получили представление о том, как веселятся в обществе. Или аристократы ездили в Лондон, чтобы их юные леди были представлены королеве Шарлотте и, может быть, получили приглашение на благотворительный бал по случаю ее дня рождения. А что до нас, маленьких людей в Холлингфорде, мы знали здесь каждого ребенка со дня его рождения, и я повидала многих девочек двенадцати или четырнадцати лет, которые приходили на карточную игру, сидели спокойно со своей работой и учились вести себя как настоящие леди. И в те дни никаких не было разговоров о том, чтобы «вывозить в свет» кого-то ниже дочери сквайра.

— После Пасхи мы с Молли будем знать, как надо вести себя на вечере с карточной игрой, но не раньше, — с притворной скромностью сказала Синтия.

— Ты вот любишь всякие остроты и шуточки, моя дорогая, — ответила мисс Браунинг, — и я бы не поручилась вполне за твое поведение: ты порой слишком даешь волю своему нраву. Но я совершенно уверена, что Молли будет такой же маленькой леди, какова она всегда и какой всегда была, а я ее с пеленок знаю.

Миссис Гибсон ринулась в бой за свою дочь или, вернее сказать, ринулась в бой против похвалы Молли:

— Я не думаю, мисс Браунинг, что вы назвали бы Молли леди, если бы обнаружили ее там, где я на днях обнаружила, — она сидела в развилке вишневого дерева в шести футах от земли, не меньше, уверяю вас.

— А вот это некрасиво, — сказала мисс Браунинг, поворачиваясь к Молли и качая головой. — Я думала, ты уже бросила эти мальчишеские замашки.

— Ей недостает утонченности манер, которую хорошее общество прививает разными способами, — сказала миссис Гибсон, возобновляя атаку на бедную Молли. — Она часто позволяет себе подниматься